Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь - Страница 166

166

Видя главную «беду» Тургенева в «Накануне» «в насиловании собственного вкуса, в предпочтении упрямой, ограниченной, но благородной направлением души — душе изящной, разбегающейся, страдающей и мыслящей», Леонтьев ставил вопрос, в высшей степени — и социально и психологически — актуальный и для Тургенева на всем протяжении его романного творчества: «Какие души нужнее, когда и где — кто решит?» Вместе с тем критик пытался внушить Тургеневу мысль, что сближение с Инсаровым пагубно для его художественного таланта. Леонтьев заканчивал свой отзыв о романе следующим образом: «…нравственное торжество Инсаровых над Берсеневыми и Шубиными непривлекательно для русской души (она не виновата!), а потому вы оставались холодны к уважаемым вами лицам, не возвели их „в перл создания…“» (там же, с. 26, 27).

Одновременно со статьями Басистова и Леонтьева в журнале «Русское слово» появилась статья Н. Н. Булича «Две повести г. Тургенева: „Накануне“ и „Первая любовь“». Отзываясь весьма положительно о новом романе Тургенева, Булич возражал тем критикам, которые упрекали автора за болгарское происхождение главного героя. «Виновата среда, если лицо Инсарова в русской повести кажется нам иностранным, — отмечал критик. — Нам горько и больно это обстоятельство, но делать тут нечего, и мы покорно клоним голову перед неизбежным произволом автора, но зато радостно приветствуем этот новый, невиданный дотоле в русской литературе <…> образ, как заждавшиеся, стареющие супруги приветствуют первое дитя свое, ожидаемое с трепетом и молитвою» (Рус Сл, 1860, № 5, отд. II, с. 6).

Касаясь упреков Тургеневу в связи с отсутствием в романе широкой картины деятельности Инсарова, Булич писал: «Нам не нужно в повести подробного изображения всего круга его деятель ности, его сношений с болгарскими патриотами, рассказа, как в деле выражается его ум, воля, характер. Автор пишет повесть из русского быта, а вовсе не историю славянских племен» (там же, с. 26). В данном случае Булич полемизировал с Добролюбовым. Его вывод противоречил и точке зрения А. Григорьева, высказанной несколько позднее (см. ниже).

В следующем, 1861 году появились отзывы о «Накануне» А. Григорьева и Д. И. Писарева.

В статье «Искусство и нравственность», где речь шла не только о Тургеневе, А. Григорьев спокойно иронически отнесся к злопыхательской критике «Нашего времени» и расценил новый роман Тургенева как несомненно «замечательное произведение». Однако основная мысль его статьи заключалась не в этом. По мнению А. Григорьева, перед Тургеневым в процессе создания «Накануне» стояли две важные задачи, но писатель безукоризненно решил только одну из них — «общепсихологическую и поэтическую». По атому поводу он писал: «Задача общепоэтическая: стремление изобразить два страстных существования, роковым, трагическим образом столкнувшиеся, скользящие над бездной и гибелью в исключительной обстановке Венеции — жажду жизни и упоение ею на краю смерти и гибели посреди чудес поэтического и отжившего мира, — задача, выполненная блистательным образом, создавшая в романе какой-то байронски-лихорадочный эпизод, великолепную, обаятельную поэму» (Светоч, 1861, № 1, отд. III, с. 12). Иным было отношение критика к общественной тенденции романа с ее главным вопросом о герое. А. Григорьев находил, что этот вопрос, «логически и исторически правдиво» поставленный Тургеневым-мыслителем, оказался не по силам Тургеневу-художнику.

«Против болгарского дела не может быть сделано никакого возражения: дело совсем правое, ясное и понятное всякому, — писал А. Григорьев. — Но совершенно правильно выбравши героя из среды близкой нам по племенному происхождению, поэт не позаботился нисколько о красках для своего очерка… Никаких местных болгарских черт, ни в нем самом, ни в его обстановке <…> в этом отношении художническая манкировка <…> вовсе непростительна <…>. Будь Инсаров окружен настоящей болгарской обстановкой, т. е. будь он расцвечен красками, какое бы это вышло лицо!» (там же, с. 13–14).

Как отмечено выше, аналогичные суждения об Инсарове неоднократно высказывались в критике того времени, причем почти всегда — с разных идеологических позиций. А. Григорьев критиковал роман «Накануне» с позиций так называемого почвенничества, имевшего общие черты с идеологией славянофилов. Бледность местного болгарского колорита в романе А. Григорьев ставил в прямую зависимость от специфических условий, в которых формировались взгляды Тургенева и его отношение к действительности. «В манкировке виноват <…> не столько сам поэт, сколько эпоха, к которой принадлежит он по своему развитию, — писал А. Григорьев. — Его эпоха совершенно чуждалась славянства — хоть этого ей, поглощенной до самозабвения западными идеалами — нельзя поставить в укор» (там же, с. 14).

Почвеннические идеи А. Григорьева сказались и на его анализе образа Елены, в которой он видел «дитя, воспитавшееся под могущественным, но малозначительным по количеству влиянием кружков <…> Белинского и Грановского». «Елена Стахова — совершенно исключительное, местное, московское явление, — утверждал А. Григорьев. — Поэт не потрудился задать себе вопроса: что такое ваша женщина вне исключительных влияний известного, развитого более других кружка, составляющего <…> оазис в безбрежной и безвыходной пустыне, что такое наша настоящая женщина, женщина в обычных средах жизни» (там же, с. 14–15).

В противоположность А. Григорьеву, всё же не отрицавшему больших художественных достоинств романа и его общественного значения, Д. И. Писарев дал о «Накануне» подчеркнуто нигилистический отзыв.

166